В отличие от большинства стран Южной Америки для визита Боливии гражданам России требуется виза. Если получать её на границе, то за это придется отдать около 95 долларов США. При этом посольство в Москве визу выдает совершенно бесплатно при условии сделанной прививки от смертельной жёлтой лихорадки. Штамп с боливийской визой в моем паспорте идет с номером 258 за 2015 год. Не очень-то много желающих посетить эту прекрасную страну.
Пока автобус медленно продирается сквозь разбросанные по побережью деревушки, я читаю краткую историю страны в XX-ом веке. 1952 год – Боливийская революция, 1964 год – военный переворот, 1966-1967 года – активная повстанческая деятельность Эрнесто Че Гевары, 1970 год – военный переворот, 1971 год – военный переворот и т.д. и т.п. Начиная с провозглашения независимости в 1825 и утверждения первой конституции Симоном Боливаром в 1826 году, в стране произошло около 190 государственных переворотов, действовало 17 конституций. Какое-то подобие стабильности пришло только в 2005 году с избранием на пост президента Эво Моралеса, этнического индейца аймара, который уже больше десяти лет удерживает эту должность за собой. Конечно, это не та #стабильность, что имеется в нашей стране благодаря мудрому и чуткому Великому Кормчему, но после бесконечной череды революций и переворотов прошлого века это уже большой шаг вперед.
Итак, что ждет нас в Боливии? Два дня в Ла-Пасе, затем ночной автобус до Уюни, где на джипах ещё три дня мы катаемся по знаменитому солончаку. Не так много, но основные достопримечательности страны мы должны захватить.
После перехода границы и получения отметки в паспорт перуанский автобус довозит нас до ближайшего города в Боливии, где мы должны будем пересесть уже в местный автобус. Он отходит строго по расписанию, поэтому у нас есть некоторое время в запасе, чтобы осмотреться на местности. Хотя главная задача сейчас – это поменять деньги, сбросив ненужные теперь перуанские соли и разжившись взамен боливийскими боливианами.
Копакабана – это не только пляж в Рио-де-Жанейро, но и небольшой городок на берегу Титикаки. Хотя тут имеется несколько сохранившихся руин инков, главной достопримечательностью города считается статуя Пресвятой Богородицы и выстроенный для нее собор. Легенда гласит, что Дева Мария самолично явилась во сне одному из потомков правителей инков. Любопытно, что хотя всех его предков, несмотря даже на принятие христианства, испанцы казнили через усекновение головы, в снах всё равно приходят святые новой веры, а не Инти там или Виракоча. Как бы там ни было, идея настолько засела наследнику Пачакути в голову, что он овладел искусством вырезания скульптур из дерева, освободил ствол кактуса агавы от лишних, скрывающих истинную форму элементов и привез получившуюся статую в Копакабану.
Чёрная Мадонна понравилась испанцам, поэтому на руинах храма Солнца они быстренько соорудили для нее часовенку. Со временем Копакабанская Богоматерь стала покровительницей Боливии. Католики веруют в чудодейственную силу статуи, паломники со всей Южной Америки прибывают в маленький городок на границе с Перу, чтобы получить благословение от куска дерева. А когда в далекой Бразилии выжившим после шторма рыбакам пригрезился чёрный лик Девы Марии, они построили на прекрасном песчаном пляже часовню и назвали это место Копакабана в честь своей спасительницы.
Известная достопримечательность, одним словом. Но нам нет дела до каких-то там Чёрных Дев, деньги поменяны, поэтому мы идем на набережную пожрать лапшички с мяском.
Мы выбираем кафешку на втором этаже, откуда открывается чудесный вид на озеро, и делаем заказ. К причалу подъезжает банда мотоциклистов из Франции, которые решают здесь остановиться для позирования на фоне водной глади. С легкой завистью я наблюдаю за грязными и уставшими путешественниками, которые что-то лопоча по-своему, гордо гарцуют рядом со своими железными конями. Вдруг я замечаю ещё одну группу наших попутчиков и машу им рукой. Когда они, наконец, обращают на меня внимание, я приглашаю их присоединиться к нашему скромному застолью.
– Девчонки, айда к нам!
– Так ведь автобус через двадцать минут?
– Что, а разве не в 12:00?
– Нет.
Огорчив официантку отменой заказа, мы несолоно хлебавши спешно выдвигаемся обратно. Чёрная Мадонна заливисто хохочет на небесах.
Боливийский междугородний автобус мало чем отличается от перуанского междугороднего автобуса. Да и пейзаж в окрестностях Титикаки не меняется при пересечении границы – дорога всё так же стелется по берегу озера. Однако, сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет. Автобус медленно подкатывает к небольшой парковке прямо у берега и останавливается. Дальше дороги нет.
Чтоб не тратить пару часов на объездной путь, через узкий пролив организована паромная переправа. Можно было бы построить самый высокогорный мост на самом высокогорном судоходном озере, но Боливия – страна бедная, где ж ей взять столько денег? Так что сойдет и так, тем более, что переправа дает хоть какой-то доход местным жителям.
Чем дальше автобус удаляется от живописных окрестностей Титикаки, тем унылей становится окружающий пейзаж. Мы выезжаем на плато Альтиплано – второе по величине нагорье на планете после Тибета. Но если Тибет представляет из себя совокупность плоскогорий, горных хребтов и массивов, то Альтиплано, название которого образовано из двух испанских слов alto (высокий) и plano (плоскость), очень точно соответствует своему имени. Это практически ровная поверхность, зажатая между двумя хребтами Анд на высоте 3800 метров над уровнем моря. Продуваемые ветрами солончаки да вулканы – это всё, что здесь есть. И ещё немного чумазых боливийцев, сидящих у своих домов вдоль пыльной, усеянной ямами дороги и провожающих взглядом наш автобус.
Вскоре домов становится больше – начинается один из многочисленных пригородов Ла-Паса. Конечно, если вообще можно назвать недостроенные кирпичные коробки без окон домами. Тем не менее, первые этажи строений обитаемы, где-то организована мастерская по ремонту всякого хлама, что в беспорядке валяется рядом на земле, где-то магазин с бухлом и закуской. Серая пыльная земля, ржавые автомобили середины прошлого века и кучи мусора повсюду – наверно, именно так должен выглядеть мир после глобальной катастрофы. Добро пожаловать в Ла-Пас.
Ла-Пас
Конечно, на самом деле Ла-Пас вовсе не так плох. Исторический колониальный центр сохранился достаточно хорошо, несмотря на череду революционных событий. Право дело, нельзя же судить, к примеру, о Москве, заехав в неё через Западное Бирюлево.
Главной площадью Ла-Паса является Площадь Мурильо (Plaza Murillo). А почему не площадь Оружия, спросит настойчивый читатель, осиливший мой предыдущий опус? Всё верно, испанцы строили свои колониальные города вокруг центральной площади, которую они по традиции называли площадью Оружия, возводя вокруг неё соборы и административные здания. Основанный в 1548 году неподалеку от старого индейского поселения Ла-Пас не стал исключением из этого правила. Однако, в 1909 году центральную площадь переименовали в честь героя боливийского сопротивления Педро Доминго Мурильо, который ровно за сто лет до этого организовал мятеж против испанских властей, а ещё через год был схвачен и повешен именно на этом месте.
Помимо туристов, сегодня площадь привлекает и множество местных жителей, подолгу сидящих на лавочках и кормящих голубей. Тихий и спокойный латиноамериканский город, как кажется на первый взгляд. Но это впечатление обманчиво. Площадь часто выступала ареной многочисленных бунтов и восстаний, здесь нашли свой конец сотни людей, включая даже пару президентов, не говоря уже о неудачливых политиках рангом поменьше. Сам президентский дворец, выходящий фасадом на площадь, кстати, носит название Кемадо (от исп. Palacio Quemado – Сожжённый дворец), как никак в огне пожара он пылал пять раз, и не надо думать, что от короткого замыкания или неосторожного обращения со спичками.
В 1946 году разъяренная толпа ворвалась во дворец и захватила оружейный арсенал, после чего судьба президента Гуальберто Вильярроэля была предрешена. Он пытался спастись, объявив чуть ранее о своей отставке, но всё было тщетно. Его тело сбросили с балкона и повесили на ближайшем фонарном столбе. Впрочем, хотя народ Боливии горяч и вспыльчив, он также быстро отходчив. Через несколько лет рядом с тем самым столбом повешенному президенту поставили бронзовый бюст, видимо памятуя о его указах о расширении прав профсоюзов и пенсионной реформе и закрывая глаза на сомнительные связи с фашистами.
Ещё одним образчиком великолепной колониальной архитектуры является церковь Сан-Франциско вместе с прилагающим к ней монастырем.
Вообще по популярности со францисканским орденом в Латинской Америке может соперничать только доминиканский. Любопытно, что оба монашеских ордена относятся к так называемым нищенствующим орденам. Так, испанец Доминго де Гусман провозглашал совершенную нищету первым законом ордена и проклинал всякого, кто захочет ввести в орден владение движимым богатством или недвижимым имуществом. Монахам обоих орденов предписывалось жить исключительно подаянием и проповедовать среди широких масс населения. Однако, уже в 1264 году, всего лишь через 40 лет после смерти Франциска Азисского, генералу францисканцев были подчинены 8 тысяч монастырей и легион в 200 тысяч монахов. Доминиканцы не сильно уступали в численности. Апостольская бедность ушла на второй план, оба ордена сосредоточили в своих руках огромную власть и влияние, оставаясь при этом верными слугами церкви. Папа получил целую армию солдат, готовых по одному лишь приказу нести слово Божие (и приумножать активы Римской католической церкви) в любом уголке мира. Опоясанные простой верёвкой, в сандалиях на босу ногу нищенствующие монахи принимали участие во всех завоевательных походах, которые вела старушка Европа на территории Нового Света, отхватывая себе под монастыри лучшие земли.
От площади Сан-Франциско начинаются этнические кварталы города, населенные преимущественно индейцами аймара. Колониальная архитектура уступает место типичной застройке современных латиноамериканских городов. Это значит никакой архитектуры – ни андалузских балкончиков, ни разукрашенных фасадов и замысловатой лепнины, вообще ничего – ни стиля, ни идеи, просто нагромождение домов и дорог. Всё как в Москве, разве что дома пониже, да улицы поуже.
На самом деле нет.
Ла-Пас не похож ни на один другой город мира и узнается практически с первого взгляда на любую фотографию, равно как и Нью-Йорк. Дело даже не в том, что он лежит в кратере потухшего несколько миллионов лет назад вулкана. Когда испанский капитан-конкистадор Алонсо де Мендоса основывал новый город, высокопарно названный им Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пас (Nuestra Señora de La Paz), что в переводе означает «Богоматерь мира», казалось, что в широкой кальдере места хватит всем. Поначалу так оно и было. Центр экономической жизни находился в центральной части современной Боливии, где располагались серебряные рудники Потоси. В 1825 году сподвижник Симона Боливара генерал Антонио Хосе Сукре с куда бо́льшим успехом продолжил дело Мурильо, освободил Верхнее Перу от испанского владычества и назвал новую страну Боливией в честь своего боевого товарища со столицей в городе Ла-Плата, неподалеку от Потоси, позже переименованного в Сукре.
Однако даже крупнейшие в мире рудники имеют тенденцию истощаться, и к концу XIX-го века по мере пересыхания серебряного ручейка средоточие экономики и власти стало перемещаться на север, к Ла-Пасу. В Сукре, формально остающимся столицей государства, сидит только Верховный Суд, все остальные же правительственные учреждения переехали сюда. Город начал стремительно разрастаться, как грибы после дождя на склонах вулканической кальдеры стали возникать новые районы, населённые преимущественно бедняками.
Не будем забывать, город лежит на высоте 3600 метров, вернее, на этой высоте находится его нижняя центральная часть. А чем выше, тем меньше кислорода и больше солнечной радиации. Неудивительно, что капиталисты живут внизу, а пролетарии наверху. Перепад высот для различных районов достигает здесь 500 метров, что создает уникальный, ни похожий ни на что облик Ла-Паса.
Небоскребы и районы для богатеев посещать скучно и неинтересно, там ничего нет кроме одних и тех же брендовых магазинов, которые присутствуют практически в любом мало-мальски крупном городе. Поэтому если ты хочешь в полной мере оценить колорит и настоящую жизнь Ла-Паса, нужно идти наверх в трущобы.
С дорогами и общественным транспортом здесь всё плохо, в некоторые области города вообще дорог практически нет. Но на наше счастье, буквально несколько лет назад в Ла-Пасе запустили канатную дорогу, соединяющую центральную часть с некоторыми особо бедными районами. Стоит это удовольствие всего пару боливианов в один конец и дает великолепную возможность понаблюдать за бытом простых обитателей столицы. Пока кабинка медленно поднимается вверх, я смотрю в окно, где прямо под ногами разворачиваются картины из жизни Ла-Паса.
На тесном заднем дворе, зажатом в кольце плотной и хаотичной застройки, одетая в цветастое платье женщина стирает в тазике белье, рядом копошатся дети, играя с самодельными игрушками, а достопочтенный отец семейства молчаливо курит в окне второго этажа, безучастно наблюдая за происходящим. Вытащив из груды металлолома какую-деталь, мужчина в синих штанах Adidas чинит свой старый велосипед, хотя зачем здесь при таком рельефе велосипед? Дальше в глубине улицы группа молодых людей стоит в тени недостроенного здания, угрюмо провожая взглядом редких прохожих. Сегодня выходной день, поэтому многие отправляются на кладбища почтить память предков. Они расположены прямо в черте города, но поскольку «могилы» в них организованы на подобие холодильника в морге, то на небольшом участке земли могут находиться тысячи покойников, вокруг которых бегают сотни пока ещё живых боливийцев.
Наконец наша кабинка добирается до верха. Здесь прямо у выхода из станции начинается один большой рынок, на котором продается всё, начиная от мешков с листьями коки и заканчивая бэушными трамблерами от автомобилей 80-х годов. Я медленно протискиваюсь сквозь толпу, пытаясь найти в этой толчее что-нибудь интересное. Под самодельными навесами, защищающими от палящего солнца, на перевернутых ящиках из-под пива сидят продавцы и наперебой расхваливают свой товар, разложенный на расстеленном прямо на земле покрывале. Но мне не нужен ни новый карбюратор, ни шлепанцы из чёрной резины – это сугубо утилитарный рынок, где местные бедняки покупают и продают свое барахло. Вдруг где-то впереди словесная перепалка между продавцом и недовольным покупателем перерастает в драку. Как и все праздные зеваки, мы спешим к схватке, но когда добираемся до места боя, то к этому времени активные действия уже заканчиваются. Оба участника стоят на приличном расстоянии друг от друга, продолжая выкрикивать оскорбления, но не решаясь подойти ближе и снова опробовать на себе кулаки противника.
Мы идем по торговым рядам уже наверно с километр, но рынок и не думает заканчиваться. Такое чувство, что весь город – это и есть одна сплошная купля-продажа. Я поворачиваю назад, больше здесь делать нечего. Однако, от темы рынков так просто не уйти, она везде буквально преследует тебя. Так, самым известным рынком Ла-Паса является Рынок ведьм (Mercado de Hechiceria или Mercado de las Brujas), считающийся одной из самых уникальных достопримечательностей города. Чем он же так известен?
Все мы в детстве читали сказки про злых ведьм и колдуний, которые сидя у себя в тёмной пещере варили в огромном котле дьявольские зелья из сушенных тритонов и песьих голов. И когда добрый молодец приходил к такой ведьме за советом или редким снадобьем, у неё всегда наготове был чудодейственный рецепт.
Спробуй заячий помет!
Он – ядрёный! Он проймет!
И куды целебней меду,
Хоть по вкусу и не мед.
Он на вкус хотя и крут,
И с него, бывает, мрут,
Но какие выживают –
Те до старости живут!..
В отличие от сказок в наши дни героям теперь вовсе не обязательно скакать три дня и три ночи по дремучим лесам и высоким горам, достаточно зайти в Ла-Пасе на Рынок ведьм и там спокойно купить все необходимые ингредиенты.
Волшебные амулеты, приносящие удачу магниты на холодильник, толченые жабы, измельченные в порошок жуки, защитные обереги, семена диковинных растений, набор для аяуаски – здесь есть на что потратить денежки. Но особой популярностью у местных жителей пользуются высушенные зародыши ламы. Конечно, хоть они теперь все рьяные католики, но традиции есть традиции. Если закопать под одним из углов фундамента такую мумию как дар богине земли и плодородия Пача-Маме, то это принесет в дом удачу и богатство. Однако, реально богатые индейцы предпочитают жертвовать божеству живых лам.
Может показаться, что при таком развитии уличной торговли и общим довольно низким качеством жизни в Боливии здесь в Ла-Пасе мы столкнемся с очень высоким уровнем преступности. Шныряющие в толпе карманники, проезжающие мимо мотоциклисты, которые только и ждут, чтобы сорвать с плеча сумку или рюкзак, вооруженные грабежи средь бела дня, смертельные разборки между уличными бандами – именно так многие представляют себе любой крупный латиноамериканский город.
Но это представление во многом ложно. Безусловно, расслабляться нигде нельзя, а от карманных краж никто не застрахован, но несмотря на всю свою внешнюю суровость Ла-Пас довольно тихий город. По количеству убийств на 100 тыс. человек он даже проигрывает Москве. При этом нельзя сказать, что полицейские тут стоят на каждом шагу. Полиция в Боливии нужна, чтобы подавлять народные восстания и быть опорой действующей власти, а не для того, чтоб бороться с преступностью. Впрочем, в этом наша страна ничем не отличается от Боливии.
* * *
Нам быстро надоедает бесцельно бродить по улицам Ла-Паса и рассматривать одни и те же товары, которые продаются тут на каждом шагу. В это сложно поверить, но от покупок устают даже женщины-шопоголики. К счастью, в окрестностях города находится много достопримечательностей, которые могут слегка разнообразить наше здесь времяпрепровождение. Одним из таких мест является Лунная долина (Valle de la Luna), находящаяся всего в 13 километрах от нашего отеля.
Говорят, что Нил Армстронг, побывав в Ла-Пасе, сравнил это замысловатое нагромождение скал и каньонов с родными просторами Моря Спокойствия. С его легкой руки долину с тех пор и прозвали Лунной. Лично мне эта теория кажется весьма сомнительной, ведь если рассматривать
А всего-то нужна подходящая гора, состоящая по большей части из глины, и несколько столетий медленной, но неустанной работы дождя и ветра, чтобы создать весь этот неземной пейзаж. Жаль только, что на весьма ограниченной местности. Да и тот сохранился лишь чудом. К долине вплотную прилегает новый городской район, и если бы застройку вовремя не остановили, то бульдозеры действительно превратили бы её в уже настоящую лунную. Сейчас она огорожена суровым забором, а туристам на выбор предлагается два варианта маршрута: короткий обзорный на 15 и полный аж на все 45 минут. Гуляя по проложенным тропинкам и натянутым деревянным мостикам, очень сложно найти такой ракурс съемки, чтоб в кадр на Луне не попался какой-нибудь боливийский дом.
После посещения Лунной долины до захода солнца у нас ещё остается немного времени, поэтому мы собираемся в кружок возле таксистов, чтобы обсудить дальнейшие планы. Часть народа как обычно хочет ехать в отель, часть желает продолжения банкета. Мы спрашиваем у водителей, куда ещё можно отсюда уехать. Один из них, маленький и толстенький, напряженно морщит лоб и говорит, что километрах в пятидесяти есть волшебная долина Духов и за щедрое вознаграждение он готов нас туда отвезти. Да и вообще за дополнительную плату он готов нас везти куда угодно, хоть обратно в Перу, только сначала денежки покажите.
Пятьдесят километров по боливийским дорогам – это очень много и очень долго. Нам бы чего-нибудь поближе.
– Ну, километрах этак в пятнадцати здесь имеется парк культуры и отдыха на берегу озера.
Парк с озером, значит… А там нормально? Есть чем заняться?
– Это совершенно восхитительнейшее озеро с белыми лебедями, любимое место отдыха для жителей Ла-Паса, которые желают выбраться подальше от шумного и грязного города.
Вариантов немного. Либо ехать за тридевять земель, чтобы добраться туда к закату и сразу же выдвинуться обратно, либо съездить посмотреть на непонятное озеро. Кристина говорит, что она знает отличный стейк-хаус неподалеку от нашего отеля. Количество желающих прокатиться вдруг резко уменьшается.
– Ладно, скажи нам, а в этом вашем парке есть приличные рестораны?
– Конечно! Там всё организовано для приятного отдыха горожан: кафе и рестораны, карусели и аттракционы, всё, что только пожелаете!
Но пламенная речь таксиста не слишком воодушевляет наш уже нацеленный на аппетитный стейк коллектив. Ехать дальше решает только пять человек. Великолепная пятерка смелых и отважных искателей приключений. И таксист. Договорившись о цене, мы делимся по машинам. У толстенького рекламного агента парка у озера самая большая машина, поэтому он едет обратно в город, а нам достается его более молодой коллега, который, радостно потирая руки, бежит заводить свой автомобиль. Мы прощаемся с товарищами, договариваясь встретится уже в отеле, и, бросив взгляд на лежащий за перевалом один из пригородов Ла-Паса, уезжаем прочь.
Когда мы доходим от парковки до озера, то обнаруживаем, что всё веселье происходит на другом берегу, куда можно добраться либо объехав озеро по периметру, либо переплыв его на лодке. Обратно возвращаться не хочется, поэтому мы идем к причалу, где наш таксист вступает в переговоры с местными перевозчиками.
– Как насчет парочки водных велосипедов? Вот эти в виде лебедя?
Я помню, что нам обещали белых лебедей, но не думал, что это будет выглядеть вот так. Нет, нам бы просто на другой берег.
Мы равномерно рассаживаемся в одной из привязанных к причалу лодок. Молодая чолита в джинсовой панамке, немного не вяжущейся с её остальным традиционным прикидом, берет длинный шест и вступает на корму нашей посудины. За десять боливианов сегодня она будет нашим Хароном. Ловко маневрируя между «лебедями», чолита благополучно доставляет нас на другой берег. Так, и где же здесь обещанные кафе с ресторанами?
Озеро Ачокалья действительно является популярным местом отдыха для боливийцев. Другое дело, что представления об этом у них сильно различаются с избалованными европейским сервисом иностранцами. Так, если ты хочешь что-нибудь перекусить, то всё, на что можно рассчитывать – это передвижной лоток с чипсами и какой-то местной закуской весьма сомнительного вида.
Мы идем вдоль берега в надежде найти достойное нашего внимания заведение. Но по всей видимости придется возвращаться в Ла-Пас с пустым желудком. Небольшая детская площадка, парочка пунктов проката горных велосипедов и причал с лодками – вот, практически и всё, чем может похвастаться великолепнейший парк отдыха. Впрочем, если судить по счастливым лицам местных жителей, то им большего и не надо. Это чуждые им пришельцы с другой части земного шара воротят нос и обязательно требуют себе официантов в накрахмаленных воротничках. А для Боливии и так сойдет.
На Ла-Пас уже опустилась ночь, когда таксист привозит нас к отелю. Но на наше удивление, там мы никого не обнаруживаем. Зато в гостинице есть Wi-Fi. Может хоть сейчас нам повезет? Мы быстренько связываемся с Кристиной, которая сообщает нам, что они ещё в стейк-хаусе и мы вполне успеваем к ним присоединиться. Google maps прокладывает нам путь, и под мерное урчание животов мы буквально выбегаем из холла отеля.
Конечно, это не Штаты, но стейки здесь определенно готовить умеют. Фирменный Jack Daniel's Steak, щедро сбрызнутый одноименным вискариком, очень неплох. Возможно, всё дело в фееричной процедуре выноса блюда, которое заставляет зал бросить свою еду и завороженно смотреть, как огонь взмывается прямо к деревянным перекрытиям ресторана.
Завтра вечером у нас ночной автобус до Уюни. На что можно потратить оставшийся день в Ла-Пасе? Кроме уже посещенной Лунной долины и озера с лебедями неподалеку от города имеются развалины, оставшиеся после империи Тиуанако, которая существовала задолго до инков, есть также пара величественно нависающих над фавелами ледников, откуда по заверениям путеводителей можно даже скатиться на сноуборде, какой-то национальный парк и ещё несколько отдельных долин, вроде уже упомянутой долины Духов. Прямо глаза разбегаются.
А на северо-восток от Ла-Паса до райцентра Коройко отходит Северная дорога Юнгас (North Yungas Road), соединяющая центральную высокогорную часть Боливии с её тропическими районами. Одна полоса движения шириной около трех метров, под колесами – камни и скользкая глина. Никаких специальных ограждений на трассе не предусмотрено: с одной стороны – гора, с другой – обрыв глубиной до 500 метров. Точной статистики нет, но по различным оценкам здесь около 25 автомобилей каждый год падает вниз, унося с собой жизни от 100 до 200 человек. Это примерно одна машина каждые две недели. В рейтинге самых опасных дорог мира она занимает почётное второе место после МКАДа. Десятки турфирм в Ла-Пасе предлагают спуск на велосипеде по дороге, которую местные жители любовно окрестили «Дорогой смерти». Естественно, что я никак не мог пропустить этот аттракцион.
Дорога смерти
Вставать приходится с рассветом. К отелю приезжает микроавтобус, на крыше которого закреплены несколько велосипедов. Сама Дорога смерти начинается на высоте 4600 метров и дальше практически непрерывно спускается вниз до самого Коройко, лежащего всего лишь на 1200 метрах над уровнем моря. Следующие полтора часа мы тратим на то, чтобы выбраться из Ла-Паса и доехать до нужного съезда. В дороге нас заставляют подписать бумажку об отказе от любых претензий.
Я, находясь в здравом уме и трезвой памяти, полностью осознаю степень риска и опасности, связанных со спуском по Северной дороге Юнгас, так же известной как Дорога смерти, и заявляю о своем добровольном решении проехать по ней самостоятельно и подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Я добровольно принимаю на себя весь риск, связанный с возможными травмами и ущербом для здоровья, которые могут иметь место в ходе этого мероприятия.
Дата.
Подпись.
Наконец, машина останавливается на обочине, и мы выползаем из неё на улицу. Пока два наших сопровождающих выгружают оборудование, я осматриваюсь по сторонам. Погода – просто подарок для сегодняшнего захватывающего приключения: жуткий дубак, пронизывающий до костей ледяной ветер и приветливый туман, ограничивающий видимость до десяти метров. Для полной картины не хватает только дождя. Или снега. Или снега с дождем.
Нам выдают видавшие виды «непромокаемые» шмотки, защиту на колени и локти, а также шлем. Вчера нас подробно расспрашивали о росте, весе, предпочтениях в выборе велосипеда и т.д. и т.п., череп разве что не измеряли. Но почему-то все имеющиеся у наших организаторов штаны, пожалуй, отлично сидели бы только на Николае Валуеве. С грехом пополам напялив на себя защитный комплект одежды, каждый тщательно выбирает коня педального, от которого будет зависеть его жизнь в течение следующих нескольких часов. Короткий инструктаж – и всё, мы готовы к смертельному спуску.
Один из наших провожатых садится на велосипед и выруливает вперед на дорогу. Соблюдая небольшую дистанцию, мы по очереди стартуем вслед за ним. Замыкает пелотон машина сопровождения. Первая пара километров не кажется хоть сколь-нибудь опасной. Широкая асфальтированная трасса с разметкой и отбойником, почти без трафика. Педали крутить не надо, знай только направляй руль в нужную сторону, да слега притормаживай перед особо крутым поворотом. Видно, правда, хреново, но того, кто две недели катался в Шамони, туманом не испугать.
Однако, дальше всё становится гораздо хуже. Начинается столь долгожданный дождь. Сначала он понемногу так капает, лениво, как бы нехотя, постепенно разгоняясь до настоящего тропического ливня. И хотя в тропиках должно быть тепло, у нас на высоте четыре километра смертельно холодно. Единственная маска есть только у нашего провожатого, нам же приходится пробиваться сквозь падающие струи воды, буквально зажмуривая глаза. За полчаса такой езды я успеваю промокнуть почти целиком.
Вскоре ведущий притормаживает и сворачивает к расположенным на обочине дороги ларькам на пит-стоп. Это завтрак! Горячий кока-чай нам сейчас совсем не помешает. Можно немного согреться и слегка обсохнуть, а там вдруг и дождь закончится? Хотя кого я обманываю, как за полчаса может высохнуть промокшая насквозь обувь?
Гид говорит, что дальше пять километров подъема в гору. Если мы хотим, можем героически преодолеть его на велосипеде. Я выглядываю на улицу. Рядом с нашей машиной стоит ещё несколько таких же микроавтобусов, на крышу которых сопровождающий персонал грузит велосипеды. Мимо меня, тяжело крутя педали, медленно проезжают несколько человек в одинаковой мокрой одежде и теряются в тумане. Без лишних слов мы забираемся в машину. Оставим подготовку к альпийскому участку Тур де Франс на потом.
Водитель тормозит, когда заканчивается асфальт. Именно отсюда начинается тот самый участок Северной дороги Юнгас, где нашли свой печальный конец сотни беспечных водителей и их несчастные пассажиры.
Именно отсюда стартует обещанная адреналиновая гонка. Одно дело мчаться вниз по асфальту, пусть даже мокрому, и совсем другое – по скользким камням и глине, убрав задницу с седла и балансируя на полусогнутых ногах, ежесекундно корректируя рыскающий из стороны в сторону руль. Это, скажу я вам, совершенно волшебные ощущения!
Дорога была построена в 1932 году парагвайскими зеками во время войны за нефть между Боливией и Парагваем. Сколько их тут перемёрло за период строительства история стыдливо умалчивает. Условия, в которых им приходилось трудится, были абсолютно ужасны. В горах погода и так непредсказуемая, а в сезон дождей так вообще становится непроходимым препятствием. Хороший хозяин в такую погоду не выгонит своего дальнобойщика в рейс. Из-за частых ливней случаются оползни, край дороги подмывает – и грузовик со всем добром летит в пропасть. Самая крупная авария здесь произошла в июле 1983 года, когда в каньон упал автобус, в котором находилось больше ста пассажиров.
Безумно страшно и безумно красиво.
Именно так говорят рекламные проспекты про Дорогу смерти. Я не знаю, что на это сказать. Страшно не было, это точно. Вообще страх – плохой помощник в такого рода мероприятиях. Он не только ведет к Тёмной стороне, но и парализует мозг, а там и до трагедии недалеко. Красиво? В тумане очень сложно любоваться красотами: возможно, что они и есть, но ты их просто не видишь. Лишь изредка сквозь рваные клочья облаков прорывался окружающий пейзаж, и здесь нужно было действовать очень быстро, пока дождь не залил камеру.
В 2006 году для объезда самых опасных участков дороги власти построили современное асфальтированное двухполосное шоссе, и теперь весь транспортный поток проходит по нему. На старой трассе сейчас можно встретить только редких водителей из окрестных деревень и отчаянных любителей даунхилла.
Однако, не стоит недооценивать Дорогу смерти. С 90-х годов прошлого века, когда спуск по ней стал приобретать массовый характер, по меньшей мере 20 велосипедистов погибли при попытке сыграть с судьбой в рулетку. А сколько ещё получили различного рода травмы и увечья? На каждом повороте здесь какой-нибудь венок или памятный знак.
К сожалению, не стала исключением и наша поездка. Всего из шестнадцати человек нашей команды по Дороге смерти решают проехать всего шесть адреналиновых наркоманов: все четыре представителя сильной половины человечества и две смелых девушки. Одна из них благополучно спустилась днем ранее, заодно подготовив нас к встрече с дождем и холодом, а вторая едет с нами. Где-то на середине маршрута она неудачно наезжает на камень, падает и ломает себе руку. Дорога смерти не прощает ошибок и записывает себе в чёрный список ещё одну жертву.
Я же благополучно доезжаю со самого конца и теперь с полным правом могу носить маечку Death Road Survivor.
Обычно после завершения спуска выживших доставляют до специальной гостиницы, где они могут принять душ, а затем за торжественным обедом поделиться своими впечатлениями от покорения самой опасной дороги планеты. Но не в нашем случае. Мы на всех парах гоним в госпиталь в Ла-Пасе, где упавшей девушке делают рентген и накладывают гипс. Обратно в наш отель мы добираемся аккурат перед отъездом на автобусный вокзал.
* * *
Туристы из других стран приезжают в Ла-Пас не только, чтобы насладиться старым колониальным центром, купить амулет на Рынке ведьм и пощекотать себе нервы на Дороге смерти. Есть здесь и что-то ещё, что манит иностранцев со всего света и заставляет их прибывать сюда словно мух, что слетаются на свежую коровью лепёшку посреди зеленого луга в жаркий летний полдень. Я говорю о кокаине. О дешёвом и легко доступном кокаине.
Когда в 2005 году Эво Моралес пришел к власти в Боливии, он объявил о своей поддержке древней индейской традиции культивирования коки. Как отмечал президент страны в одном из своих выступлений: «Для меня лист коки – это помощник в антиимпериалистической борьбе, здесь, на плоскогорье, я бы сказал – это пламя». В 2009 году в Конституции Боливии появился пункт, утверждающий коку как «культурное наследие» страны. По закону в стране её разрешается выращивать только на 12 тысячах гектар, хотя фактическая площадь посевов превышает разрешенную как минимум в три раза. Дело в том, что Боливия – самая нищая страна Южной Америки, а за сырье из коки наркокартели платят весьма неплохо по местным меркам. Моралес, являющийся выходцем из бедной семьи индейцев аймара, сам с детства занимался сбором урожая коки, а впоследствии начал свою политическую деятельность как защитник крестьян-«кокалерос». Пользующийся огромной популярностью среди народа за публичное отстаивание «священной традиции предков», он закрывает глаза на некоторое перепроизводство жевательных листьев коки. Ведь если ужесточить контроль за посевами, то вспыльчивый народ мигом вспомнит, что остальные пункты предвыборной программы так и остались невыполненными. А что бывает с потерявшим доверие населения правителем, всегда можно наблюдать у фонарного столба прямо напротив президентского Дворца. Нигде в Латинской Америке производство кокаина не растет сегодня так быстро, как в Боливии. Когда-то она была слабейшим звеном так называемого «серебряного треугольника», куда помимо Боливии так же входят Перу и Колумбия – зоны производства наркотиков, на долю которой приходится почти 100% всего мирового кокаина. Однако, сейчас, особенно после успехов властей Колумбии в борьбе с местным наркокартелями, кокаиновые бароны всё чаще обращают свое внимание на Боливию, где уже давно организовано производство полного цикла.
За час до полуночи мы выходим из отеля на улицу, чтобы поймать такси. Практически сразу перед нами тормозит тарахтящая развалина, водитель которой наклоняется к пассажирской двери и начинает крутить ручку, чтобы опустить стекло.
– Route 36. Знаешь?
– Да-да, конечно, – таксист утвердительно трясет головой.
Через двадцать минут машина останавливается в каком-то тупике. Таксист выключает двигатель и указывает на заброшенный подвал справа. Мы в непонятках выходим из машины, идем по указанному направлению и видим перед собой только заколоченную дверь. Таксист виновато говорит, что бар, скорей всего, переехал, но он сейчас быстро решит этот вопрос. Он достает телефон и начинает кому-то звонить. После второго звонка таксист поворачивается к нам и говорит, что всё нормально, сейчас он довезет нас до нужного места.
Ещё через несколько минут петляний по переулкам Ла-Паса он останавливает машину на пустынной улице, ожесточенно крутит ручку стеклоподъемника и напряженно вглядывается в стоящие на улице дома. Наконец его лицо проясняется:
– Да, точно здесь. Вам туда!
Я выхожу из машины и оглядываюсь по сторонам. Совершенно безлюдная на первый взгляд улица оказывается не такой уж пустой. Метрах в тридцати на другой стороне дороги из-за мусорных баков за нами внимательно следит парочка человек в тёмных куртках с надвинутыми на голову капюшонами. Кроме того, если присмотреться, в припаркованных неподалеку автомобилях с выключенными фарами также сидят люди.
Тихо и очень осторожно мы спускаемся в подвал и подходим к тяжелой железной двери, у которой снаружи нет ни ручек, ни засовов, ни даже замочной скважины, только кнопка звонка справа. Мы нажимаем на кнопку и покорно ждем. Почти целую минуту ничего не происходит. Но затем медленно в двери открывается маленькое зарешеченное окошко, откуда на нас внимательно смотрит какой-то мордоворот. Он ничего не говорит, лишь тщательно разглядывает каждого из нас. От его взгляда мне становится как-то не по себе. Вдруг окошко резко захлопывается, и следующую минуту опять ничего не происходит.
Наконец, совершенно бесшумно дверь отворяется, и мы оказываемся в крошечном предбаннике. Дальнейший проход нам преграждает ещё одна закрытая, обитая войлоком дверь, в которой тоже есть свое окошко. Но сейчас долго ждать не приходится, окошко открывается и теперь нас уже разглядывает пожилая женщина. Немного смущенные туристы, видимо, не вызывают у неё особых подозрений, она слегка улыбается, открывает нам дверь и впускает внутрь.
Интерьер бара Route 36 никак не впечатляет: это небольшое помещение, где царит красный полумрак и грохочет клубная музыка, тут есть всего несколько столов, отделенных друг от друга какой-то свисающей с потолка искусственной паутиной. Мы устраиваемся за одним из столиков, кроме нас здесь ещё одна небольшая компания молодых англичан. Меню тоже не отличается особым разнообразием: какие-то коктейли, пиво да чипсы на закуску. Подошедший официант спрашивает, будем ли мы заказывать что-нибудь ещё? Ведь сюда приходят не для того, чтобы бухать, хотя и это вполне возможно. Route 36 – это первый и единственный в своем роде кокаиновый бар в Ла-Пасе. Грамм в пересчете на наши деньги стоит всего полторы тысячи рублей, и это не какой-то там разбавленный стиральным порошком и костной мукой суррогат, предлагаемый в Европе из-под полы, а чистейший 95% боливийский кокс.
Согласившимся на предложение дня официант приносит чёрную тарелочку с плоским дном, на которой лежит свернутый в несколько раз тетрадный листок. Рассчитаться за кокаин просят сразу, случаи-то разные бывают. Дальше нужна кредитка и банкнота. Странно, но почему-то все обычно предпочитают использовать доллары. Так в 2009 году Массачусетский университет опубликовал исследование, в котором говорится, что 90% циркулирующих в США банкнот имеют на себе следы кокаина. При помощи карточки белый порошок аккуратно разделяется на ровненькие дорожки, двадцатка сворачивается в трубочку – и каждый в компании по кругу втягивает в себя через нос по паре дорожек за раз, откидываясь после затяга на спинку дивана.
Основное веселье начинается где-то после часа ночи, когда практически весь бар оказывается заполнен полностью. Впрочем, если не акцентировать внимание на чёрных тарелочках, то со стороны кажется, что ничего необычно не происходит: за столиками сидят люди, активно жестикулируют, пьют водичку и разговаривают; кто-то выходит подвигаться на танцпол – всё как и везде. Вскоре мы собираемся домой, и официант вызывает нам такси из всегда дежурящих поблизости нескольких проверенных водителей. Но говорят, что некоторые туристы зависают там безвылазно целыми сутками, не в силах выбраться из пьянящей эйфории радости и необыкновенного подъема сил.
Уюни
В небольшой поселок под названием Уюни мы прибываем рано утром. Можно подумать, что ночной автобус – это как дневной, только едет ночью, но это не совсем так. Главной отличительной особенностью ночных автобусов являются сиденья, которые раскладываются здесь наподобие кресел бизнес-класса в самолетах. Поначалу кажется, что ночка будет тяжелой, но после спуска по Дороге смерти всё время до конечного пункта назначения я сплю как убитый.
На вокзале нас встречает местный товарищ по имени Хосе. Он говорит, что в течение трех следующих дней будет нашим гидом по солончаку. Любые проблемы, вопросы, пожелания – Хосе решит, ответит, исполнит. Машины ориентировочно будут готовы через час, а пока есть время на завтрак и на краткую прогулку по городку. Впрочем, делать здесь особо нечего. Основанный в 1890 году как торговый пост Уюни к настоящему времени превратился в туристический центр, с которого начинаются любые экскурсии к солончаку.
Статуи из железного лома весьма популярны в Боливии, чего стоит только памятник команданте Че при въезде в Ла-Пас.
Хосе не обманул, в назначенное время раздается зычная команда «По машинам!» и мы, захватив с собой чемоданы, высыпаем из кафешки на улицу, где перед входом уже стоят три джипа. Боливия – страна бедная, но видимо туристический бизнес здесь идет весьма неплохо, поэтому следующие три дня мы будем ездить на паре Lexus LX и одном жалком Toyota Land Cruiser 100. Хосе с гордостью представляет нам Хуана, Валерио и Родриго, которые уже в тысячный раз сядут за руль этих прекрасных автомобилей и провезут нас через пустыню. Наша безопасность и комфорт – их главный приоритет.
Какое-то время я вожусь с перекладыванием вещей из одного рюкзака в другой, и когда подхожу к джипам, то оказывается, что свободное место осталось только в крузаке. Но это даже лучше, в машине у нас на одного человека меньше, а наш водитель Хуан молчалив, нетороплив и спокоен как удав. Кажется, что ничто на белом свете не может отвлечь его от ритмичного жевания листьев коки.
Маршрут у нас совершенно стандартный, собственно говоря, всех туристов возят одними и теми же маршрутами на одни и те же смотровые точки. Безусловно, такой шаблонный осмотр несколько приглушает впечатление от увиденного, но с другой стороны иного способа путешествовать по высокогорной пустыне Альтиплано практически и нет. Если только организоваться в кругосветный мототур, как те французы в Копакабане, но, боюсь, это уже совсем из ряда фантастики. Ну а у нас пока первая обязательная остановка – кладбище паровозов.
Когда в конце XIX-го века здесь обнаружили залежи полезных ископаемых, Уюни быстро превратился в транспортный хаб для поездов, следующих в направлении Тихоокеанского побережья. При безусловной поддержке тогдашнего президента Анисето Арсе британские инженеры всего за четыре года построили железную дорогу до границы с Чили. Арсе верил, что разветвленная сеть железных дорог принесет процветание как стране, так и её жителям, а также будет способствовать развитию торговли между соседними с Боливией государствами. А Уюни должен был стать процветающим городом, ключевым транспортным и торговым центром региона. Эх, наивный идеалист!
Индейцы аймара, населяющие эти земли, посчитали строительство железной дороги вторжением на их территории и стали устраивать бунты. Но на страже интересов государства всегда стоит армия, полиция и заградотряды, так что индейский вопрос со временем удалось урегулировать. Индейцы перестали взрывать пути, и вот по железной дороге помчались груженые рудой вагоны. Правда, не очень долго. К 1940-м годам запасы ископаемых истощились, а вместе с этим и отпала потребность в их транспортировке. Утилизировать поезда было нерентабельно, поэтому их отвезли за город в отстойник и там бросили ржаветь под открытым небом. Но климат здесь весьма засушливый, так что ржаветь паравозы будут ещё не один десяток лет, если, конечно, их раньше никто не разберет на металлолом.
Некогда процветающий Уюни пришел в упадок. Анклав английских инженеров, осевший здесь после окончания строительства железной дороги, собрал вещички и уехал обратно под надежное крыло британской короны. А всё, что оставалось местным жителям – это продолжать дело предков и копать соль, благо тут её хоть жопой жуй. Технологии производства также достались им от дедов и прадедов. И правда, зачем что-то менять, если и так всё работает?
Хосе рассказывает, как с поверхности солончака соскребают соль, перевозят в близлежащие деревни, где её перерабатывают, упаковывают и отправляют потребителям. Всё это при помощи кирки, лопаты, газовой горелки и Божьей матери. Ежегодно в Уюни добывают около 25 тыс. тонн соли – капля в море по сравнению с запасами 10 млрд. тонн.
С развитием туризма и началом паломничества путешественников со всех уголков нашей планеты Уюни получает второе рождение. Владелец соляной мануфактуры жалуется нам, что денег от продажи соли еле-еле хватает на то, чтобы свести концы с концами, поэтому чтобы хоть как-то выжить, у него есть ещё магазинчик для туристов. Лишнее подтверждение тому, что при капитализме перепродажа товаров и оказание разных услуг приносят куда больший доход, чем старое доброе промышленное производство.
Наконец, Хосе решает, что он уже достаточно много времени уделил проблемам малого бизнеса в Боливии и пора двигаться дальше. Мы быстренько рассаживаемся по своим машинам. Невозмутимый Хуан садится последним и неторопливо открывает новый пакетик с листьями коки, один из которых кладет себе в рот. С парковки мы уезжаем позже всех и вынуждены догонять уехавших вперед товарищей. Вдруг я замечаю в окне, как совсем рядом с нами дорогу готовится перейти большое стадо лам, и прошу Хуана остановить машину.
Асфальтовое шоссе закончилось уже давно, а теперь заканчивается и грунтовая дорога. Чёткой границы у солончака нет, и какое-то время поверхность под колесами представляет из себя землю, перемешанную с соляными отложениями. Теперь каждый волен выбирать себе свой собственный путь. Едущие друг за другом джипы разделяются как синие птички из Angry Birds и дальше следуют параллельными курсами, оставляя за собой клубы белой, быстро оседающей пыли.
Хуан постепенно нагоняет своих (и наших) товарищей, но когда он подбирается уже совсем близко, ведущая машина вдруг останавливается. Мы уже точно на территории солончака Уюни и пора сделать здесь первую остановку.
Как и любой солончак, Уюни образовался после высыхания солёного озера. Как говорят нам строгие научные данные радиоуглеродного анализа, около 40 тыс. лет назад здесь плескалось огромное доисторическое озеро Минчин. Затем оно трансформировалось в другое озеро, а потом ещё в одно, пока, наконец, к настоящему времени не осталось два мелких озера Поопо и Уру-Уру, а также два солончака Койпаса и Уюни. В общем-то, это всё, что нужно знать об истории его формирования.
Сверху Уюни покрыт твердой коркой обычной поваренной соли NaCl различной толщины: от нескольких десятков сантиметров на окраине до 8-9 метров в центре. А вот снизу озерный ил перемежается с пластами рапы – водного раствора, обильно насыщенного хлоридом лития. Около 100 миллионов тонн лития, или от 50 до 70% мировых его запасов находится в Уюни. Пока Илон Маск нервно потирает руки, правительство Боливии не спешит начинать промышленную добычу лития, несмотря на его жесткую нехватку для производства аккумуляторов.
Поэтому индейцам и остается либо копать соль и фасовать её потом в полиэтиленовые пакетики, либо нарезать соляные блоки, из которых можно построить… ну например, отельчик или ресторан. Обычные строительные материалы здесь очень дороги, а соль лежит буквально под ногами. К тому же, это сильный маркетинговый ход, всем хочется переночевать или отобедать в соляном отеле, где стены, пол и даже столы со стульями сделаны из соли.
А если ещё сколхозить какие-нибудь соляные изваяния, то от желающих вообще отбоя не будет.
Отобедав в этом прекрасном заведении, мы выдвигаемся дальше до следующей остановки посреди ничего. В целом, всё путешествие по Уюни выглядит как бесконечная гонка из ниоткуда в никуда.
Площадь солончака составляет 10.5 тысяч квадратных километров, что делает его самым большим в мире. Это где-то как остров Ямайка или пол-Израиля. В сезон дождей с января по март Титикака переполняется, и излишки перетекают в Поопо, которое в свою очередь заливает Уюни слоем воды, доходящим иногда до 30 см. Говорят, что это самое чарующее зрелище на планете – неподвижная вода превращает соляную пустыню в гигантское зеркало, и небеса с облаками оказываются прямо под ногами. (Кому интересно, может погуглить картинки.) При этом зеркало Уюни получается настолько идеальным, что по нему тестируют и калибруют спутниковую измерительную аппаратуру.
Нам так не повезло, воды не было, но и без этого некоторые визуальные эффекты поражают воображение. Безупречно ровная, белосольная поверхность солончака скрадывает расстояние. Глазу здесь не за что зацепиться, чтобы оценить перспективу, и метры для обманутого мозга превращаются в километры.
Однако, не все десять тысяч квадратных километров солончака гладки и ровны, кое-где образцовую картину портят выступающие на поверхность пупыри, являющихся остатками вершин древних вулканов, полностью погруженных в воду в эпоху существования озера Минчин.
На одну из таких бородавок под названием Остров рыбы (Isla de los Pescados) мы делаем небольшую вылазку. Удивительно, но посреди абсолютно мёртвой соляной пустыни существует жизнь. Поверхность острова покрыта разнообразными минеральными отложениями, оставшимися с доисторической эпохи, которые позволяют здесь расти небольшим кустарникам и огромным кактусам.
Растет такой кактус со средней скоростью в 1 сантиметр в год, и некоторые имеющиеся тут экземпляры достигают высоты в 9-10 метров. Мне вот интересно, можно ли этот двухсотлетний кактус пустить на текилу?
День подходит к концу, а вместе с ним и наша поездка по Уюни. Последнюю остановку Хосе делает где-то уже на границе солоначка, чтобы мы встретили тут закат.
– Хосе, тут это… как бы гора всё заслоняет. Ничего не видно.
– Красиво! Скоро тут будет очень красиво!
– Гора же! Разворачивайся давай.
Недовольный тем, что мы не оценили его тёмное чувство прекрасного, Хосе что-то бубнит себе под нос, машет рукой своим водителям и садится обратно в машину. Несколько минут мы едем обратно, пока огромная гора не перестает нависать над солончаком. Здесь караван останавливается, и мы выходим из джипов, чтобы заценить обзор воочию.
– Ну, тут более лучше, чем там.
– Да, мне тоже больше нравится.
– Определенно. Ещё бы вон до туда доехать, было бы совсем хорошо.
– Хосе?
Хосе демонстративно отворачивается в противоположную сторону и ссыт на солончак.
На ночлег мы останавливаемся в настоящем соляном отеле в какой-то крошечной деревушке Сан-Хуан уже за пределами Уюни. Кровать из соли, стол из соли, стул из соли – здесь всё из соли, кроме, пожалуй, отхожих мест. Это, конечно, очень любопытно, но если говорить о таких незначительных характеристиках, как удобство и комфорт, то здесь боливийскому ноу-хау похвастаться нечем. В отличие от камня поверхность соляного блока нельзя выровнять и отполировать, так что о ровных столешницах можно забыть. «Столы» и «стулья» не перемещаются, делая невозможным организацию большого застолья. А что же это за вечер, да без праздника?
С собой на всех у нас есть только одна бутылочка вина (не считая запасов виски, водки и коньяка из мадридского Duty Free). Но не будем забывать, что Уюни лежит на высоте 3650 метров над уровнем моря и крепкие напитки идут тут не очень, да и среди нас много девочек, поэтому нужно срочно решать эту проблему. Я сказал «проблему»? Нет, легкое препятствие. Даже в этой боливийской глуши есть магазин, работающий допоздна, куда мы отправляем двух наших самых лучших сомелье.
Они уходят… и пропадают с концами. Может хозяин отеля нас обманул и этот магазин на самом деле находится в посёлке Уюни? Когда надежда практически иссякает, а половина народу разбегается спать, наши герои возвращаются с парой бутылок какого-то обычного недорого чилийского вина, что продается в любом магазине страны, и с коллекционным каберне совиньон 2006 года. Заботливо вытерев многолетнюю пыль с выгоревшей этикетки, мы восхищенно всё читаем и перечитываем:
– Ка-бер-не со-винь-он. Каберне совиньон. Две тысячи шестой год.
– Две тысячи шестой год! Потрясающе!
– Я немедленно хочу попробовать!
– Не могу поверить, две тысячи шестой год. И где? В Боливии!
– Мой любимый каберне совиньон!
– Две тысячи шестого года!
– Да вообще, каберне совиньон и две тысячи шестой год! Этого просто не может быть!
Дрожащими руками я срезаю верхнюю часть пластиковой капсулы, вкручиваю штопор и с негромким хлопком открываю бутылку. Честь отведать первым божественный нектар выпадает одному из сомелье, который и добыл для нас этот раритет.
– М-м-м… – он прикрывает глаза, оценивая неповторимое послевкусие первого глотка. – М-м-м… Попробуйте теперь и вы, – и с этими словами передает бокал следующему дегустатору.
– М-м-м… Каберне cовиньон…
Я разливаю драгоценное вино ещё в несколько кружек. Хуже грубых изделий из керамики могут быть только пластиковые стаканчики, но мы надеемся, что неподходящий сосуд никак не сможет испортить изысканный букет каберне совиньон от 2006 года. Я поднимаю свою кружку вверх и произношу короткий тост:
– Ну, за Боливию!
– За Боливию!
– Ура!
После пары глотков никто не спешит делиться своими впечатлениями, все лишь молча доедают последние печеньки со стола.
– Каберне совиньон…
– Две тысячи шестой год…
– Мне кажется, что нужно оставить немного нашим товарищам на пробу. Где они ещё отведают такого?
– Согласна. Полбутылки им хватит? А мы пока можем и обычного чилийского попить.
– Конечно. Мальчики, открывайте-ка другую бутылочку!
Однако утром на соляном столе мы находим лишь пустые бутылки и никаких следов вина. В Боливии ничего нельзя оставлять без присмотра, а уж такую ценность как каберне совиньон 2006 года и подавно.
Второй день ралли-рейда по плато Альтиплано посвящен вулканам и разноцветным озерам. О самом большом солончаке в мире больше ничего не напоминает, ну кроме железной дороги, которая осталась здесь со времен промышленного расцвета Уюни в начале прошлого века.
Зато куда ни глянь, везде обнаружится какой-нибудь вулканчик. Большинство из них потухшие, но некоторые до сих пор дымят и периодически плюются в небо раскаленной лавой. Наверно, что-такое здесь витает в воздухе, что-то, заставляющее людей вместе делать одно дело. Например, сняться в единственном групповом фото за всю поездку. Понятно, что Хосе никак не может пропустить это событие и с гордостью вручает нам флаг своей страны. Вива, Боливия!
Дело сделано и можно ехать дальше. А дальше по плану у нас озера (или лагуны по-местному). Первая на очереди лагуна Каньяпа (Laguna Cañapa) – мелкий, грязный и солёный водоем, который тем не менее почему-то очень нравится фламинго.
Всего их тут гнездится три вида: фламинго Джемса, а также чилийский и андский фламинго. Для опытного орнитолога не составит особого труда их различить, для остальных же сообщу, что фламинго Джемса чуть меньше размером, чилийский имеет более розовую окраску и более длинный клюв, а у андского фламинго больше чёрного цвета на конце клюва и крыльях, а также жёлтые ноги. А теперь, внимание, вопрос: к какому виду относится данный фламинго?
Несмотря на суровые условия обитания, на Альтиплано встречается довольно много разнообразных животных. Власти даже объявили какой-то кусок этой высокогорной пустыни Национальным заповедником андской фауны им. Эдуардо Авароа (Reserva Nacional de Fauna Andina Eduardo Avaroa). Ламы и альпаки уже не вызывают особого восторга, а вот их дикий родственник викунья встречается гораздо реже и старается близко не подпускать к себе людей.
Следующий представитель андской фауны – это андская лисица. (А вот андский волк и андский медведь здесь не водятся). В отличие от викуний лисица людей не особо боится, ведь у них всегда можно чего-нибудь выклянчить. Мы кидаем ей остатки недоеденной курицы, а она за это позволяет себя фотографировать. Честный обмен.
Периодически среди безжизненных скал и камней мы натыкаемся на загадочные образования, своим причудливым видом отдаленно напоминающие колонии мха или застывшую зеленую пену. Но на самом деле это никакой не мох, а особый эндемичный для Анд вид «растения-подушки» под названием ярета. Растет такая «подушка» очень медленно, около 2 сантиметров в год, так что некоторые колонии могут насчитывать тысячи лет.
Я осторожно пробую ярету на
Среди зарослей яреты живет ещё один представитель уникальной фауны Анд – горная вискаша из семейства шиншилловых. Маленький и пугливый зверек обычно прячется среди камней, однако, всё же имеет одну слабость: очень падок на морковку и орешки. Стоит только помахать пакетиком с арахисом, как потерявшая всякую волю к сопротивлению вискаша тут как тут.
Хорошо, что мы, люди, не такие. Хотя с другой стороны, чего только не сделаешь ради хорошего стейка из альпаки? Тем более, что как раз наступает время обеда. Для этого Хосе заруливает к лагуне Эдионда (Laguna Hedionda), окруженной небольшими солончаками и болотистыми угодьями. В переводе с испанского название означает «вонючее озеро», видимо, из-за высокого содержания едкого натра, гипса и сероводорода. Тихое и романтическое место.
После ланча нас привозят ещё к одному озеру. Фламинго здесь уже нет, но зато есть ветер. Даже не так, здесь ВЕТЕР. Мою кепочку срывает с головы, и каким-то чудом я успеваю её догнать и подобрать, пока сильный порыв не отнес головной убор на противоположную сторону лагуны.
Но ветер может быть не только разрушителем, но и созидателем (правда, всё равно через разрушение). Можно вспомнить ту же Лунную долину, чей внеземной пейзаж сформировался благодаря ветровой эрозии скал из подходящего материала. Т.е. дело за малым – найти нужную скалу и немного подождать (несколько сот, а ещё лучше тысяч лет), а дальше ветер всё сделает сам. Люди же потом придумают какую-нибудь красивую легенду или конспирологическую теорию о богах, инопланетянах или тайном обществе, которое переписало мировую историю, добавив человеческой цивилизации несколько лишних тысяч лет.
Самым же известным экспонатом на этой выставке под открытым небом является «каменное дерево» или Арболь-де-Пьедра (Arbol de Piedra).
Но как обычно, всё дело в правильном угле зрения.
В конце концов мы добираемся до последнего на сегодняшний день озера – лагуны Колорадо. Название обусловлено не наличием большой популяции жуков-поедателей батата, а красно-бурым цветом воды, в который её окрашивают отчасти осадочные породы, а отчасти некоторые произрастающие там водоросли. Озеро достаточно большое – около 60 квадратных километров, но очень мелкое – средняя глубина всего 35 сантиметров, так что повсюду из воды выступают белые островки из декагидрата тетрабората натрия.
От лагуны Колорадо мы спешим в расположенный совсем неподалеку поселок. Хосе заезжает в один из дворов, выскакивает из машины, подбегает к двери с висящей табличкой «Администрация» и неистово в нее стучит. Через долгую минуту, когда, казалось, Хосе уже потерял терпение, дверь открывается и оттуда, вытирая руки об грязный фартук, выходит недовольная девушка. Некоторое время они о чем-то спорят, после чего Хосе разочаровано машет рукой и возвращается назад.
Мы тыркаемся практически во все, с позволения сказать, отели, и отовсюду Хосе уходит, не договорившись. На стене одного из зданий висит национальный индейский оберег, защищающий хозяев от злых духов и особо сильного колдунства. Не знаю, могут сравниться ли русские туристы со злыми духами, но эта ситуация нас начинает немного напрягать.
От любых вопросов Хосе лишь раздраженно отмахивается, у него всё под контролем. Но в итоге, мы возвращаемся к самому первому месту, и в этот раз переговоры проходят в более конструктивном русле: нам выделены три комнаты и обеденный зал. Может потому, что это национальный парк, а может и просто из-за общего уровня боливийской экономики, но условия здесь спартанские донельзя. Нет горячей воды, нет отопления, розеток тоже нет, да и электричество дают только на несколько часов.
Но где наша не пропадала. Пока Хосе выбирал ночлежку, мы время даром не теряли, внимательно смотрели по сторонам и кое-что заметили. О, да, здесь есть магазины. Великолепно! Теша себя надеждой, что нам снова улыбнется удача в виде бутылочки каберне совиньон 2006, или хотя бы 2008 года, в этот раз за покупками мы отправляемся все вместе.
Здесь ещё выше, чем на солончаке, так что с заходом солнца ещё холодней. Температура падает до 0°C и в ход идут все имеющиеся в наличии теплые вещи. В одном из винных магазинов мы быстренько затариваемся топливом из нормы одна бутылка на человека. Раритетных коллекций здесь нет, поэтому берем что попало. Я пытаюсь было выразить осторожное сомнение в необходимости приобретения такого количества сразу, но мне практически в унисон справедливо напоминают русскую народную поговорку про «два раза бегать».
Дубак на улице, дубак в номере, дубак даже в трапезной несмотря на печку, тепло лишь внутри после стаканчика красненького. Никуда идти не хочется, и мы сидим, пока не вырубают свет. Что ж, электричество кончилось, пора идти спать. Пара бутылочек всё же осталась неоприходованной.
Ранний подъем в 4:30 утра, так как помимо осмотра достопримечательностей нужно ещё успеть пересечь границу с Чили и не опоздать на рейс в Сантьяго. Наш водитель Хуан уже успел закинуться листьями коки, поэтому в отличие от нас бодр, стремителен и решителен. Не дожидаясь босса, он стартует с парковки первым и совершенно не собирается сбавлять обороты. К гейзеру Соль де Маньяна (Solar de Manaña) мы прибываем с первыми лучами солнца.
Это самая высокая точка нашего маршрута – гейзер находится на высоте 4850 метров над уровнем моря. Очень высоко, но мы уже почти две недели на такой высоте, так что организм успел акклиматизироваться и никаких неприятных ощущений больше нет. Если не считать, конечно, мерзкого сероводорода с пикантным запахом тухлых яиц.
Соль де Маньяна похож на гейзерные поля Йеллоустоуна: здесь есть и бурлящие серные водоемы, и дымящие фумаролы, и плюющиеся водой гейзеры. Не в таких масштабах и без Старого служаки, но для разнообразия сойдет.
В нескольких километрах от гейзера находится ещё один признак активной вулканической деятельности этого региона – термальные источники. В цивилизованных странах обычно на подобном месте возводят здание с раздевалками и крышей над головой. Но не в Боливии, здесь это дикий источник. В естественный бассейн на открытом освежающем воздухе прямо из недр земли поступает горячая вода. Табличка перед входом рассказывает, что её уникальный минеральный состав способен вылечить застарелый артрит, ревматизм и подагру, а также избавить ещё от тысячи других болезней.
Никто из нас как-то не рискует залезть в тёплую водичку и расслабиться после вчерашнего. Вместо этого мы идем в расположенную неподалеку забегаловку, что выпить чашку кофию с булочками. Но других иностранных туристов условия не смущают, с гиканьем и уханьем они плюхаются в бассейн и наслаждаются боливийской свободой и единением с суровой природой.
Граница с Чили всё ближе и ближе, вернее, не только с Чили, но и с Аргентиной. В нескольких десятках километров отсюда находится точка, где сходятся границы всех трех государств. Эх, Аргентина-Аргентина… Но в другой раз, сейчас мы держим курс на Тихоокеанское побережье, и через некоторое время доезжаем до очередной достопримечательности – пустыне Сальвадора Дали.
Сам он здесь никогда не был, но тем не менее считается, что этот пейзаж с редкими валунами как будто сошел с полотен его картин. Как будто видение боливийской пустыни явилось ночью художнику и с тех пор преследовало его на протяжении всего периода творчества. Я честно пересмотрел несколько десятков картин Дали, но нигде не смог обнаружить никаких намеков на этот пейзаж. Однако и табличка на смотровой площадке, и путеводители, и десятки других отчетописателей – все взахлёб пересказывают сюрреалистичный вид на пустыню точь-в-точь как у Сальвадора Дали. Пусть так и будет.
Последнее озеро нашего путешествия – лагуна Верде (Laguna Verde). Хосе говорит, что оно должно быть зеленым из-за большого количества растворенной в воде меди, а также каких-то особых водорослей. Однако, сегодня солнце светит как-то не так, да и ветра почти нет, поэтому зеленый цвет можно рассмотреть, только если очень сильно
После посещения зеленой лагуны нас привозят к границе. Ну то есть до границы на самом деле ещё несколько километров, но все джипы останавливаются здесь на небольшой огороженной парковке, где следующие в Чили туристы пересаживаются в чилийский транспорт, который уже и перевозит их через границу. Мы прощаемся с Хосе, Хуаном, Родриго и Валерио, перетаскиваем свой багаж в уже ждущий нас минивен и занимаем места внутри. Водитель раздает нам миграционные листки и говорит, что согласно чилийским законам через границу нельзя перевозить еду и коку, и дает нам мусорный пакет, в который мы должны сложить оставшиеся у нас яблоки и заныканные листья коки. Дальше он добавляет про строгий таможенный контроль и неподкупных чилийских полицейских.
Очень неприятный поворот, у нас есть всего десять минут, чтобы доесть всю еду и сжевать всю коку. Прощай, Боливия, твои необыкновенные пейзажи и дешёвый кокаин надолго останутся в нашей памяти. Хрум-хрум.
первая часть.
вторая часть.
третья часть.
Комментариев нет:
Отправить комментарий